НОВОГОДНЯЯ БЫЛЬ

НОВОГОДНЯЯ БЫЛЬ

Какой бы сложной и трудной ни была наша жизнь, Новый Год никто не отменял. И чудеса случаются, как и сотни лет назад. Надо только немного помочь им случиться. Вот такая новогодняя история произошла в нашем городе в конце 2016 г.

***
Олеся вышла из кошачьего приюта с необъяснимо тяжелым чувством. Казалось бы, рекомендации хорошие, владелица - энтузиастка. Толпа ухоженных, общительных котиков. Оживленно обступили Олесю, заглядывают к Барсику в переноску. Как детдомовские сироты: новенького привезли! Вот именно, - сироты. Выброшенные, преданные, пережившие своих хозяев. А Барсик? К какой категории относится? Бабушка-хозяйка (мать Олеси с рождением первого внука перешла из «мам» в «бабушки») жива-здорова, хотя сейчас и в стационаре. Слезная сцена ее разлуки с котом до сих пор давит Олесе на виски. Не выброшен. Все гуманно, не на помойку - в платный приют, с прекрасными перспективами пристроя «в добрые руки».
И все же, предан. Но не бабушкой. А кем - вопрос излишний. Не мы такие - жисть такая!
Олесе, как и другим членам большой семьи, не в чем себя упрекнуть. Бабушкин старый дом, не сообразовываясь с рыночной конъюнктурой, продали прям в разгар падения цен на недвижимость. Не смотрели на это. Не собирались наживаться. Продали потому, что состояние бабушки потребовал благоустроенной квартиры. После больницы (платная, между прочим, палата повышенной комфортности) - удобная комната в просторной и современной Олесиной квартире, график посещения многочисленными детьми и внуками. Золотая осень жизни. Да любая старуха обзавидуется! Но почему-то на душе гадко и скребет, словно кот нагадил и закапывает. Тьфу ты! Опять кот. …Как обреченно шли к машине старая женщина и рыжий кот, даже ни разу не обернулись на свой дом и сад, на свой бывший мир. …Ничего, все проходит и это пройдет. Просто выдался тяжелый день: с утра юрист, банк, потом - мать в боль-ницу, кота в приют… И хватит: домой, душ, крепкий сон.

***
На работе, женским приемом «заболтать проблему», Олеся рассказала сослуживцам о последних семейных событиях. Охи, сочувствия, одобрение: какая заботливая дочь! какое цивильное отношение к коту!
- Вот пристроят вашего мышелова в коттедж! Природа, воздух! - завистливо закатывала глаза самая эмоциональная. - Полно комнат, бассейн, сад! Шикарные условия! Да чтоб мне так жить!
Ее безусловно поддержали. И лишь Иван Иванович проворчал из своего угла:
- Только человек может так пошло рассуждать: лучшие условия! А коту на них чихать! Ему нужно одно условие - любимая и единственная хозяйка. С ней хоть в сарай, хоть в подвал.
Ну да он известный идеалист, что его слушать!

***
Барсик подобрал лапки под брюшко, уткнулся в угол дивана и стал ждать свою хозяйку. Он умел ждать. Бывало, ждал по целому дню, когда бабушку возили в город по магазинам, в гости, в театр. Разные коты подходили к Барсику знакомиться, но ему было не до них. Настало время ужина. Тетка, кискиская, понесла в дальнюю комнату поднос с чашечками. Кошки, грациозно качая хвостами, оживленно перемыркиваясь, потянулись в «столовую». Барсик не шелохнулся. Тетка принесла ему на диван две тарелочки: влажный корм и теплые сливки. Ласково называла по имени, пыталась погладить. Барсик сохранил невозмутимость. Не нужно чужих рук и тарелочек. Сейчас за ним приедет бабушка. Но закончился вечер, прошла ночь, и следующий день. Запахи, звуки чужой квартиры пугали, тревожили, подавляли. Сначала Барсику не хотелось вставать с дивана, а со временем все меньше оставалось для этого сил. Тетка щупала носик. Приходили другие люди. Тревожно совещались. И вот зубки Барсика разжаты пластмассовым наконечником. Приходится глотать жидкий паштет. И слышать: «Адаптируется. Жить захочет - начнет есть!». Сон лучше - быстрее идет время. Но и хуже - снится дом, сад, и разлука больней. Однажды, вырванный пробуждением из ласковых бабушкиных рук, Барсик тоскливо завыл, переполошил приютских зверей. Шли дни, Барсик слабел. Он не раздумывал о своем положении, никого не винил. Просто ожидание требовало замедленности сознания. С ним замедлялась, истончалась, замирала и физическая жизнь.

***
Ночью Олеся проснулась от острой и неизбывной, не своей, а какой-то дет-ской и чистой тоски, пульсом стучащейся извне. Но что-то в этой тоске было отдаленно знакомое. …Полвека назад, полутемная раздевалка детского сада. Всех забрали, а Олесю нет. Она одна сидит на скамейке, и сердце невыносимо сжимают попеременные страхи и надежды. Ее детское горе неожиданно, ошеломительно. Душа еще не знает защитных техник, амортизирующих боль. И только высшие силы хранят детское сердце от болевого разрыва. Но вот грохот двери, взволнованные голоса няни и матери. Олесино напряжение взрывается слезами. А мама, необходимая как сама жизнь, обнимает ее и шепчет: «Задержалась, прости! К нам в отделение привезли маленького больного мальчика. У него нет мамы и ему очень плохо. А сейчас ему лучше, он уснул. С ним медсестра». Олеся, прижавшись к милому маминому пальто, выходит в метельный вечер. Мама здесь, и мир из жуткого стал сказочно-праздничным. Девочка забыла в раздевалке варежки, но ни за что не хочет возвращаться назад, к скамейке ужасов. Мать надевает на Олесины крошечные ручки свои большие варежки и смеется, пряча левую руку за борт пальто. Олеся обхватывает правую, покрывая ее варежками сверху и снизу. И так боком, неловко, исполненная блаженством согревать руку матери, Олеся идет домой рядом с самым дорогим человеком. Мамочка! Как хорошо было в детстве хоть что-то сделать для нее. Сейчас ей, состарившейся, нужна еще большая забота. Олеся и делает все необходимое: хорошая больница, квалифицированный уход, потом - в свою дизайнерскую квартиру, гигиеничную… пустую, холодную, как та же больничная палата. Телевизор новейший, куча программ. Без кошачьих шерстинок на диване, без мокрых опилок лотка, крошек от корма. Без мурлыканья, живительного тепла шубки, смешного кошачьего самомнения, этого барсикового «мря!».

***
С тех пор, как младший братец Пашечка (Поша) научился говорить, между ним и Олесей сложился облегченный, иронично-ехидный стиль общения. Так, за 45 лет сестра и брат ни разу и не говорили о серьезном. Но обстоятельства потребовали.
- Какие такие обстоятельства? - взвился Поша. - Нет их. Ну, будет у тебя не вся квартира хай-тек, а без одной комнаты. Надумала поселить мать у себя - сделай, как надо не тебе, а ей: ретро с котом. Переломишься? Ты, Леська, не финти. Посмотрим правде в глаза. Дорогая мать со своим котом понемногу начинает нам мешать жить так, как мы планировали. А мы не приспосабливаемся к матери! Мы же не приспособленцы какие-нибудь! Мы - бойцы, мы сопротивляемся обстоятельствам. А на деле - воюем со старухой. И мы ей типа - перезагрузку. А дети и внуки на нас смотрят, обучаются, так сказать. И вот нас (придет ведь, сестреночка, и наше время), и перезагружать не будут. Просто удалят к чертям свинячим.
- Но кот привык на двор…
- Помнишь, - прервал сестру Поша, - мы когда-то ездили к матери на обед в первый день Нового года. Твоя Маричка сидела-ревела, а Барсик терпеливо ее успокаивал: пел кошачьи песни, слизывал слезки, фланировал вокруг нее так церемонно, на цыпочках…
- А Марья все ныла и ныла, - оживленно подхватила Олеся, - достала Барсика в конец, он как на нее рыкнет! Она сразу замолчала, вытаращила на него глаза. А Барсик…
- От моего мелкого Левки он летом отгонял комаров. Чтобы с мужиками компанию, как порядочный хозяин, поддержать, пиво лакал и кривился так смешно.
- Нас встречал на заборе у дома. Даже в метель слышал, что едем, и выбегал. Мерз, шубка в снегу…
- Матери колено грел… Не давал волноваться. Помнишь, только она голос повысит, он ей так предостерегающе «мря-мря» и лапкой по руке стучит, мол, тише-тише…
- Если по-честному, - заключил Поша, - этот кот лучше нас. Жизнь прожил и упрекнуть себя не в чем. Как Бог велел служить человеку, так и служил, без дураков. Ну и заслужил…
***
После матери у Олеси главная душевная опора - первая учительница Ираида Петровна. Решила позвонить, но сочувствия не встретила.
- Я ничего плохого не сделала, - упиралась Олеся.
- Так ведь, Олесенька, это только начать. Коту лучше в приюте. Детям - в интернате. А матери, наверное, в доме престарелых, - резонно заметила Ираида Петровна.
- А зачем тогда приюты? - не сдавалась Олеся.
- Наверное, чтобы не скучали их организаторы. Видишь ли, девочка: кто-то беззащитным созданиям портит жизнь, кто-то - улучшает. Главное - с кем ты.

***
Зашла на чай старшая сестра Ольга и затянула старую предновогоднюю песню: праздника не чувствуется, все загнанные, злые, городская елка и то из года в год все хуже. Олеся в принципе нытья не переносила и потому прервала:
- Не пора ли нам, большим девочкам, самим Новый год делать: и себе, и другим?
Ольга покладистая, переключается быстро:
- А что? Давай! Мама ведь нам делала праздник. Как бы там ни жили, а Новый Год завсегда.
И, как говорится, нахлынули воспоминанья. …Зайчики и белочки - дети из соседних коммуналок. Празднично возбужденные, почти не узнаваемые соседи в гостях в их комнате - самой большой в перенаселенной квартире. Самодельные елочные игрушки, гирлянды из крашенных акварельной краской маленьких лампочек, пряники-зверюшки, марлевые юбочки со звездами из чайной фольги, призы в бумажках на натянутом через комнату шнуре: с завязанными глазами, под общий возбужденный визг, по очереди дети срезали ножницами свертки со шнура. Чей-то закоченевший от волнения малыш, его стихотворный дебют на табурете и грохот аплодисментов. И сосед-умелец с самопальным фейерверком во дворе: взрослые с криками высыпали на крыльцо, дети прилипли к окнам.
И запахи - незабываемые, на всю жизнь нужные: лесная сказка елочной хвои, мандаринный аромат библейского Вифлеема, «Красная Москва» с ноткой нафталина - от праздничных нарядов бабушек; печеное, вареное, жареное. Торжество курантов. Вальс из радиолы, смех, звон тарелок, неожиданный аккордеон. Жара. …Пятилетняя Леся выбежала в остывающую темную кухню. В подтаявших льдинках синеет окно и сияют огромные звезды - и на новогоднем небе, и в кадке с водой. И такое счастье…
- А потом счастье почему-то постепенно ушло, - словно удивилась Ольга, - мы перестали его чувствовать.
Олеся внезапно догадалась:
- Знаешь, Оля, это потому, что мы стали жить неправильно. А совесть тревожит. А мы упрямо продолжаем жить все неправильнее и неправильнее. Чтобы не чувствовать ее угрызений, мы это чувство отключаем. Тут-то и засада: невозможно неприятное чувство отключить, а приятные оставить. Вот мы и становимся - бесчувственными. И нам таким еще праздника!
- Так оно, Леся, - раздумчиво согласилась Ольга. - Животные правильно живут, своим умом. Без мод и трендов… Как собаки радуются, скачут, аж завидно!
- Да, они радуются по-детски, без удержу. А страдают, наоборот, молча. Не звонят друзьям середь ночи, в администрации не пишут, на теле-шоу не лезут…
- Особенно кошки. Собаки хоть повоют иногда. А эти страдают и молчат. Даже вроде плачут слезами. Пока не умрут.
- Барсик мамин, интересно, как? - вспомнила Ольга.
Олеся, всегда скрытно-дипломатичная, ответила неожиданно откровенно:
- Думаю, плохо.
- На Востоке говорят, - после паузы сказала Ольга, чуть покачиваясь на стуле, - кто обидит кошку, семь лет не будет знать счастья… Какое там счастье, если мать страдает. Молча, как кошка, - и грустно усмехнулась этому сравнению. - Поша тоже считает, что мы этого себе не то что семь лет, а никогда не простим. Каждый Новый год будем вспоминать…

***
В это время Поша бушевал в кругу своей семьи. На вопрос жены, как в этот разу они будут праздновать Новый год, Поша взорвался:
- Замечательно! Поднимем бокалы и скажем: «В этом году мы достигли больших успехов: мать выгнали из дома, а кота заморили в приюте!».
Поша взял телефон.
-Ты кому? - спросила жена.
- Племянникам. Коляну-Толяну. Перевезем материну мебель к Олеське. А то выставили старуху с двумя чемоданами…

***
В обычное время - телефонная связь с больницей. Олеся услышала в голосе матери с детства знакомые извиняющиеся, мягкие тона, возникающие, когда мать что-то твердо решила, но не хочет никого своим решением задеть:
- Спасибо, Лесинька, за заботу. Но я у тебя жить не смогу. После больницы заберу Барсю из приюта и попрошусь к Наде, двоюродной сестре, ты ее, наверное, не помнишь. Две старухи да кот: как-нибудь, дотянем.
Олеся обомерла:
- Мамочка, что ты!
Но мать энергично перебила ее:
- Он единственный, кому я нужна. Вы все хорошие, но он мне снится. И знаешь, - мать смущенно засмеялась, - снится, будто он мой ребенок, сидит в темной раздевалке детского сада, ждет и плачет, а я к нему бегу с дежурства, метель метет…

***
Сквозь желто-красную муть на краю сознания пропел телефон. Сердце Барсика дрогнуло, он почувствовал, что разговор о нем. Тетка подбежала к нему, тормошила и целовала морду, глядела прямо в зеленые глаза и радостно шептала: «Барсинька вернется к бабушке! Вставай, золотой мой! Олеся за тобой едет». Барсик встал на нетвердые лапки, отучившиеся за столько дней бегать. Покачиваясь, пошел в коридор, смог, не смотря на слабость, запрыгнуть на комод у самой двери. Устроился ждать знакомых шагов.

**
Вечером на просторной Олесиной кухне не протолкнуться: родные, двою-родные, с супругами, детьми, мелкими внуками. Ситуация с бабушкой и котом коснулась всех и сблизила. Созвонились, обсудили, подключились, собрались. За чаем Олеся пересказала последний разговор с матерью.
- Мне пришлось сказать маме, что мы все, - Олеся с неожиданно большим удовольствием обвела взглядом знакомую, малознакомую и даже подзабытую родню, - решили Барсика из приюта забрать, чтобы они жили вместе. В общем, сюрприза не получилось, извиняйте.
Народ загалдел. Слово взял старший из двоюродных братьев:
- Мы с вами здорово придумали сделать настоящую новогоднюю сказку. Больше всего ее заслужила, да и больше всех к ней готова оказалась Мария Ивановна - наша так сказать общая бабушка.
- Это такое счастье! - перебила его двоюродная сестра. - Это такая комната для тети Маши! Салфетки там, слоники, фикус… Пусть будет! Альбом с фотками зачем бросили? Бабушка будет смотреть.
- Половую доску пойди найди, - вставил ее сын.
- На рынке. И краска охра, - подхватил другой.
- Да, полы… - вступилась Ольга. - Я как увидела!...так бы и прыгала по ним. Цвет какой привычный подобрали, как у нас был в первой квартире.
Старший двоюродный перекрыл галдеж:
- Олеся, молодец, комната для бабушки максимально приближена к первоисточнику. Очень правильно, что бабушке про кота сказала. И комната, и кот - не много ли сюрпризов сразу? Надо постепенно.
Гости засмеялись. Вторая двоюродная с веселым сокрушением крикнула:
- С такими сюрпризами пожилому человеку как бы не обратно в больницу!
Поша раскинул руки над столом:
- Первого в пять - все к бабушке на праздничный обед! Хоть раз в году бу-дем встречаться. А то расползлись, понимаешь, как тараканы, кто куда.
А на диване пять младших племянников тормошили Олесю: расскажи да расскажи в сто первый раз, как Барсик вернулся.
- Я только открыла дверь в приют - Барсик с тумбочки прыг мне на грудь. И лижет мне лицо, и мяукает, что-то взволнованно рассказывает. В переноску не захотел. Так я с ним и ехала домой: рулю, а под ремнем безопасности - распластанный кот. Здесь он все осмотрел, обнюхал. А когда зашел в бабушкину новую комнату - обомлел! Подбегал к каждой знакомой вещи, терся об нее, радостно кричал, мол, «наше!».
- А его в приюте что ли обижали? - спросил один из племянников.
Олеся смутилась:
- Нет, конечно, его там любили, кормили и гладили. Но ему не приют нужен, а все мы, - и Олеся обняла всех племянников разом.

***

В темноте Олеся прошла по коридору и толкнула дверь в новую комнату мамы - словно в свое детство. Звонкий будильник на кружевной салфетке отщелкивает секунды. Олесе всегда слышался в его голосе наивный задор первых пятилеток. На комоде шкатулка «20 лет УЗТМ». Наряженная елка затопила комнату ароматом. Самодельные игрушки и гирлянды - Поша с женой и детьми два вечера клеил и вспоминал смешные истории из детства. На белоснежном покрывале высокой кровати, возле кружевной накидки взбитых подушек - темно-рыжая меховая горка. Поднял глазастую голову, замурлыкал. «Завтра, Барсинька, - зашептала ему Олеся. - Тридцатое декабря, бабушку заберем из больницы. Будем гото-виться, будет Новый год. А ты уже готов». Барсик сладко и долго зевнул, благодарно протянул Олесе лапу. Но тут же, спохватившись (готов ли?), придирчиво осмотрел себя, принялся чистить манишку. И покой. И лунные дорожки в кисее занавесок. И сердцем слышное приближение волшебного праздника.