Новогодняя быль

Какой бы нудной и трудной ни была наша жизнь, Новый Год никто не отменял. И чудеса случаются, как и сотни лет назад. Надо только немного помочь им случиться. Вот такая новогодняя история произошла в нашем городе в последние дни 2016 года.

***
Олеся вышла из кошачьего приюта с необъяснимо тяжелым чувством. Казалось бы, рекомендации хорошие, владелица - энтузиастка. Толпа ухоженных котиков с детским выражением глаз. Общительно обступили Олесю, заглядывают к Барсику в переноску. Как детдомовские сироты: новенького привезли! Вот именно, - сироты. Выброшенные, преданные, пережившие своих хозяев. А Барсик? К какой категории относится? Бабушка-хозяйка (мать Олеси с рождением первого внука перешла из «мам» в «бабушки») жива-здорова, хотя сейчас и в стационаре. Слезная сцена ее разлуки с котом до сих пор давит Олесе на виски. Не выброшен. Все гуманно, не на помойку - в платный приют, с прекрасными перспективами пристроя «в добрые руки».
И все же, предан. Но не бабушкой. А кем - вопрос излишний. Не мы такие - жисть такая!
Олесе, как и другим членам большой семьи, не в чем себя упрекнуть. Бабушкин старый дом в Верхней Пышме продали прям в разгар падения цен на недвижимость. Не смотрели на это. Не собирались наживаться. Продали потому, что здоровье бабушки потребовал благоустроенной квартиры. После больницы (недешевая, между прочим, палата повышенной комфортности) - удобная комната в просторной и современной Олесиной квартире, график посещения многочисленными детьми и внуками. Золотая осень жизни. Да любая старуха обзавидуется! Но почему-то на душе гадко и скребет, словно кот нагадил и закапывает. Тьфу ты! Опять кот. …Как обреченно шли к машине старая женщина и рыжий кот, даже ни разу не обернулись на свой дом и сад, на свой бывший мир. …Ничего, все проходит и это пройдет. Просто выдался тяжелый день: с утра юрист, банк, потом - мать в больницу, кота в приют… И хватит: домой, душ, крепкий сон.

***
На работе, женским приемом «заболтать проблему», Олеся рассказала сослуживцам о последних семейных событиях. Охи, сочувствия, одобрение: какая заботливая дочь! какое цивильное отношение к коту!
- Вот пристроят вашего мышелова в коттедж! Природа, воздух! - завистливо закатывала глаза самая эмоциональная. - Полно комнат, бассейн, сад! Шикарные условия! Да чтоб мне так жить!
Ее безусловно поддержали. И лишь Иван Иванович проворчал из своего угла:
- Только человек может так пошло рассуждать: лучшие условия! А коту на них чихать! Ему нужно одно условие - любимая и единственная хозяйка. С ней хоть в сарай, хоть в подвал.
Ну да он известный идеалист, что его слушать!

***
Барсик подобрал лапки под брюшко, уткнулся в угол дивана и стал ждать свою хозяйку. Он умел ждать. Бывало, ждал по целому дню, когда бабушку возили в город по магазинам, в гости, в театр. Странно только, что для ожидания его привезли в чужой дом. Разные коты подходили к Барсику знакомиться, но ему было не до них. Настало время ужина. Тетка, кискиская, понесла в дальнюю комнату поднос с чашечками. Кошки, качая поднятыми хвостами, оживленно перемыркиваясь, потянулись в «столовую». Барсик не шелохнулся. Тетка принесла ему на диван две тарелочки: влажный корм и теплые сливки. Ласково называла по имени, пыталась погладить. Барсик сохранил невозмутимость. Не нужно чужих рук и тарелочек. Сейчас за ним приедет бабушка. Но закончился вечер, прошла ночь, и следующий день. Запахи, звуки чужой квартиры пугали, тревожили, подавляли. Сначала Барсику не хотелось вставать с дивана, а со временем все меньше оставалось для этого сил. Тетка щупала носик. Приходили другие люди. Тревожно совещались. И вот зубки Барсика разжаты пластмассовым наконечником. Приходится глотать жидкий паштет. И слышать: «Адаптируется. Жить захочет - начнет есть!». Сон лучше - быстрее идет время. Но и хуже - снится дом, сад, и разлука больней. Однажды, вырванный пробуждением из ласковых бабушкиных рук, Барсик тоскливо завыл, переполошил приютских зверей. Шли дни, Барсик слабел. Он не раздумывал о своем положении, никого не винил. Просто ожидание требовало замедленности сознания. С ним замедлялась, истончалась, замирала и физическая жизнь.

***
Ночью Олеся проснулась от острой и неизбывной, не своей, а какой-то детской и чистой тоски, стучащейся извне. Но что-то в этой тоске было отдаленно знакомое. …Полвека назад, полутемная раздевалка детского сада. Всех забрали, а Олесю нет. Она одна сидит на скамейке, и сердце невыносимо сжимают попеременные страхи и надежды. Ее детское горе неожиданно, ошеломительно. Душа еще не знает защитных техник, амортизирующих боль. И только высшие силы хранят детское сердце от болевого разрыва. Но вот грохот двери, взволнованные голоса няни и матери. Олесино напряжение взрывается слезами. А мама, необходимая как сама жизнь, обнимает ее и шепчет: «Задержалась, прости! К нам в отделение привезли маленького больного мальчика. У него нет мамы и ему очень плохо. А сейчас ему лучше, он уснул». Олеся, прижавшись к милому маминому пальто, выходит в метельный вечер. Мама с ней, и мир из жуткого мгновенно стал сказочно-праздничным. Девочка забыла в раздевалке варежки, но ни за что не хочет возвращаться назад, к скамейке ужасов. Мать надевает на Олесины крошечные ручки свои большие варежки и смеется, пряча левую руку за борт пальто. Олеся обхватывает правую, покрывая ее варежками сверху и снизу. И так боком, неловко, исполненная блаженством согревать руку матери, Олеся идет домой рядом с самым дорогим человеком. Мамочка! Как хорошо было в детстве хоть что-то сделать для нее. Сейчас ей, состарившейся, нужна еще большая забота. Олеся и делает все необходимое: хорошая больница, квалифицированный уход, потом - в свою дизайнерскую квартиру, гигиеничную… пустую, холодную, как та же больничная палата. Телевизор новейший, куча программ. Без кошачьих шерстинок на диване, без мокрых опилок лотка, крошек от корма. Без мурлыканья, живительного тепла шубки, смешного кошачьего самомнения, этого барсикового «мря!».

***
С тех пор, как младший братец Пашечка (Поша) научился говорить, между ним и Олесей сложился облегченный, иронично-ехидный стиль общения. Так, за 45 лет сестра и брат ни разу и не говорили о серьезном. Но обстоятельства потребовали.
- Какие такие обстоятельства? - взвился Поша. - Нет их. Ну, будет у тебя не вся квартира хай-тек, а без одной комнаты. Надумала поселить мать у себя - сделай, как надо не тебе, а ей: ретро с котом. Ты, Леська, не финти. Посмотрим правде в глаза. Дорогая мать со своим котом понемногу начинает нам мешать жить так, как мы планировали. А мы не приспосабливаемся к матери! Мы же не приспособленцы какие-нибудь! Мы - бойцы, мы сопротивляемся обстоятельствам. А на деле - воюем со старухой. И мы ей типа - перезагрузку. А дети и внуки на нас смотрят, обучаются, так сказать. И вот нас (придет ведь, сестреночка, и наше время), и перезагружать не будут. Просто удалят к чертям свинячим.
- Но кот привык на двор…
- Помнишь, - прервал сестру Поша, - мы когда-то ездили к матери на обед в первый день Нового года. Твоя Маричка сидела-ревела, а Барсик терпеливо ее успокаивал: пел кошачьи песни, слизывал слезки, фланировал вокруг нее так церемонно, на цыпочках…
- А Марья все ныла и ныла, - оживленно подхватила Олеся, - достала Барсика в конец, он как на нее рыкнет! Она сразу замолчала, вытаращила на него глаза. А Барсик…
- От моего мелкого он летом отгонял комаров. Чтобы с мужиками компанию, как порядочный хозяин, поддержать, пиво лакал, кривился, но от нас не отставал.
- Нас встречал на заборе у дома. Даже в метель слышал, что едем, и выбегал. Мерз, шубка в снегу…
- Матери колено грел… Не давал волноваться. Помнишь, только она голос повысит, он ей так предостерегающе «мря-мря» и лапкой по руке стучит, мол, тише-тише…
- Если по-честному, - заключил Поша, - этот кот лучше нас. Жизнь прожил и упрекнуть ему себя не в чем. Как Бог велел служить человеку, так и служил, без дураков. Ну и заслужил…

***
После матери у Олеси главная душевная опора - первая учительница Ираида Петровна. Позвонила ей, но поддержки не встретила.
- Я ничего плохого не сделала, - упиралась Олеся.
- Так ведь, Олесенька, это только начать. Коту лучше в приюте. Детям, само собой, в интернате. Матери, наверное, в доме престарелых, - резонно заметила Ираида Петровна.
- А зачем тогда приюты? - не сдавалась Олеся.
- Наверное, чтобы не скучали их организаторы. Видишь ли, девочка: кто-то беззащитным созданиям портит жизнь, кто-то - улучшает. Главное - с кем ты. Ну и в конце всех концов - к Богу на ответ. А за кого Бог - сама знаешь.

***
Зашла на чай сестра Ольга и затянула старую предновогоднюю песню: праздника не чувствуется, все загнанные, злые, городская елка и то из года в год все хуже. Олеся в принципе нытья не переносила и потому прервала:
- Не пора ли нам, большим девочкам, самим Новый год делать: и себе, и другим?
Ольга покладистая, переключается быстро:
- А что? Давай! Мама ведь нам делала праздник. Как бы там ни жили, а Новый Год завсегда.
И, как говорится, нахлынули воспоминанья. …Зайчики и белочки - дети из соседних коммуналок. Празднично возбужденные, почти не узнаваемые соседи в гостях в их комнате - самой большой в перенаселенной квартире. Елка дорогая самодельными игрушками (каждому приятно узнать свою), гирлянды из крашенных акварельной краской маленьких лампочек, пряники-зверюшки, марлевые юбочки со звездами из чайной фольги, копеечные призы в бумажках на натянутом через комнату шнуре: с завязанными глазами, под общий возбужденный визг, по очереди дети срезали ножницами свертки со шнура. Чей-то закоченевший от волнения малыш, его стихотворный дебют на табурете и грохот оваций. И сосед-умелец с самопальным фейерверком во дворе, взрослые с криками высыпали на крыльцо, дети в восторге прилипли к окнам: новогоднее небо в рассыпающихся искрами ярких цветах. И запахи - незабываемые, на всю жизнь нужные: лесная сказка елочной хвои, вифлеемский аромат мандаринов, «Красная Москва» с нафталином - бабушки достали свои праздничные наряды; печеное, вареное, жареное. Торжественный момент народного единства - прослушивание боя курантов по радио. Трескучий вальс из радиолы, смех, звон тарелок, неожиданный аккордеон. Жара. …Пятилетняя Леся выбежала в остывающую темную кухню. В подтаявших льдинках синеет окно и сияют огромные звезды - и на новогоднем небе, и в кадке с водой. И такое счастье…
- А потом счастье почему-то постепенно ушло, - словно удивилась Ольга, - мы перестали его чувствовать.
Олеся внезапно догадалась:
- Знаешь, Оля, это потому, что мы стали жить неправильно. А совесть тревожит. А мы упрямо продолжаем жить все неправильнее и неправильнее. Чтобы не чувствовать ее угрызений, мы это чувство отключаем. Тут-то и засада: невозможно неприятное чувство отключить, а приятные оставить. И мы постепенно становимся - бесчувственными. И нам таким дай праздника!
- Так оно, Леся, - раздумчиво согласилась Ольга. - Вот животные правильно живут, своим умом. Без мод и трендов… Как собаки радуются, скачут, аж завидно!
- Да, они радуются по-детски, без удержу. А страдают, наоборот, молча. Не звонят друзьям середь ночи, в администрации не пишут, на теле-шоу не лезут…
- Особенно кошки. Собаки хоть повоют иногда. А эти страдают и молчат. Даже вроде плачут слезами. Пока не умрут.
- Барсик мамин, интересно, как? - вспомнила Ольга.
Олеся, всегда скрытно-дипломатичная, ответила неожиданно откровенно:
- Думаю, плохо.
- На Востоке говорят, - после паузы сказала Ольга, чуть покачиваясь на стуле, - кто обидит кошку, семь лет не будет знать счастья… Какое там счастье, если мать страдает. Молча, как кошка, - и грустно усмехнулась этому сравнению. - Поша тоже считает, что мы этого себе не то что семь лет, а никогда не простим. Каждый Новый год будем вспоминать…

***
В это время в кругу своей семьи бушевал Поша. На вопрос жены, как в этот разу будем праздновать Новый год, Поша взорвался:
- Замечательно! Поднимем бокалы и скажем: «В этом году мы достигли больших успехов: мать выгнали из дома, а кота заморили в приюте!».
Поша взял телефон.
-Ты кому? - спросила жена.
- Племянникам. Перевезем материну мебель к Олеське. А то выставили старуху с двумя чемоданами…

***
В обычное время - телефонная связь с больницей. Олеся услышала в голосе матери с детства знакомые извиняющиеся, мягкие тона, возникающие, когда мать что-то твердо решила, но не хочет никого своим решением обидеть:
- Спасибо, Лесинька, за заботу. Но я у тебя жить не смогу. После больницы заберу Барсю из приюта и попрошусь к Наде двоюродной, ты ее, наверное, не помнишь. Две старухи да кот: как-нибудь, дотянем.
Олеся обмерла:
- Мамочка, что ты!
Но мать энергично перебила ее:
- Он единственный, кому я нужна. Вы все хорошие, но он мне снится. И знаешь, - мать смущенно засмеялась, - снится, будто он мой ребенок, сидит один раздевалке детского сада, ждет и плачет, а я к нему бегу с дежурства, метель метет…

***
Сквозь желто-красный туман на краю сознания пропел телефон. Сердце Барсика дрогнуло, он почувствовал, что разговор о нем. Тетка подбежала к нему, тормошила и целовала морду, глядела прямо в зеленые глаза и радостно шептала: «Барсинька вернется к бабушке! Вставай, золотой мой! Олеся за тобой едет». Барсик встал на нетвердые лапки, отучившиеся за столько дней бегать. Покачиваясь, пошел в коридор, не смотря на слабость, смог запрыгнуть на комод у самой двери. Устроился ждать знакомых шагов.

**
Вечером на просторной Олесиной кухне не протолкнуться: родные, двоюродные, с супругами, детьми и мелкими внуками. Ситуация с бабушкой и котом коснулась всех и сблизила. Как-то сразу все нашлись, созвонились, обсудили, подключились, собрались. За чаем Олеся пересказала последний разговор с матерью.
- Мне пришлось сказать маме, что мы все, - Олеся с неожиданно большим удовольствием обвела взглядом знакомую, малознакомую и даже подзабытую родню, - решили Барсика из приюта забрать, чтобы они жили вместе. В общем, сюрприза не получилось, извиняйте.
Народ загалдел. Слово взял старший из двоюродных братьев:
- Мы с вами здорово придумали сделать настоящую новогоднюю сказку. Больше всего ее заслужила Мария Ивановна - старшая в нашем роду.
- Это такое счастье! - перебила его двоюродная сестра. - Это такая комната для тети Маши! Салфетки там, слоники, фикус… Пусть будет! - И вдруг набросилась на мужа. - Альбом с фотками зачем бросили? Бабушка будет смотреть.
- Половую доску пойди найди, - вставил ее сын.
- На рынке. Краска охра, - подхватил другой.
- Да, полы… - перебила его Ольга. - Я как увидела!...так бы и прыгала по ним. Цвет какой привычный подобрали, как у нас был в первой квартире.
Старший двоюродный перекрыл галдеж:
- Олеся - молодец, комната для бабушки максимально приближена к первоисточнику. Очень правильно, что бабушке про кота сказала. И комната, и кот - не много ли сюрпризов сразу? Надо постепенно.
Гости засмеялись. Вторая двоюродная с веселым сокрушением крикнула:
- С такими сюрпризами пожилому человеку как бы не обратно в больницу!
Поша раскинул руки над столом:
- Первого - все к бабушке на праздничный обед! Как в детстве нас возили родители. Хоть раз в году будем встречаться. А то расползлись, понимаешь, как тараканы, кто куда.
А на диване пять младших племянников тормошили Олесю: расскажи да расскажи в сто первый раз, как Барсик вернулся.
- Я только открыла дверь в приют - Барсик с тумбочки прыг мне на грудь. И лижет мне лицо, и мяукает, что-то взволнованно рассказывает. В переноску не захотел. Так я с ним и ехала домой: рулю, а под ремнем безопасности - распластанный кот. Здесь он все осмотрел, обнюхал. А когда дошел до бабушкиной новой комнаты - обомлел! Подбегал к каждой знакомой вещи, терся об нее, радостно кричал: «наше!».
Олесе вдруг вспомнилась дорога домой. Тесная толкотня снежинок в темной небе и удивительное чувство причастности к чуду. Словно Олеся отдала долг той высшей доброй силе, которая когда-то в морозный предновогодний вечер доставила ей маму в раздевалку детского сада. Теперь и Олесе довелось посодействовать той же силе и возвратить бабушку и Барсика друг другу. И блаженству этому нет названья.
- Его в приюте что ли обижали? - спросил один из племянников.
Олеся смутилась:
- Нет, конечно, его там любили, кормили и гладили. Но ему не приют нужен, а все мы, - и Олеся обняла всех племянников разом.
Принялись вслух мечтать. Вот бабушку привезут из больницы. Она, потерянная и смирившаяся, пройдет по Олесиной квартире, толкнет дверь своей новой комнаты, а там …

***

В таинственной темноте Олеся прошла по коридору и толкнула дверь в новую комнату мамы. Звонкий, еще дедушкин, будильник на кружевной салфетке отщелкивает секунды. Олесе всегда слышался в его голосе наивный задор первых пятилеток. На резном комоде шкатулка «20 лет УЗТМ». Высокая кровать, блестящие шишки на спинке. Один прут едва заметно отогнут: Поша мелкий дурень головой застрял, спасибо, сосед разогнул. Сколько было слез и смеха! Искусно заштопанное белоснежное вышитое покрывало - ручная работа прабабушки, подарок маме на свадьбу. И все это Олеся бросила в проданной доме!
Наряженная елка затопила комнату ароматом. Самодельные игрушки и гирлянды - Поша с женой и детьми два вечера клеил и вспоминал смешные истории из детства.
Когда взрослая жизнь совсем заест, Олеся будет приходить в мамину комнату, как в свое детство, и, напитавшись им, с новыми силами возвращаться в настоящее, которое надо как-то прожить.
На кровати возле кружевной накидки взбитых подушек - темно-рыжая меховая горка. Лапки уютно кральками под грудью. Поднял глазастую голову, замурлыкал. «Завтра, Барсинька, - зашептала ему Олеся. - Тридцатое декабря, бабушку заберем из больницы. Будем готовиться, будет Новый год. А ты уже готов». Барсик сладко и долго зевнул, благодарно протянул Олесе лапу. Но тут же, спохватившись (готов ли?), придирчиво осмотрел себя, принялся чистить манишку. И покой. И лунные дорожки в кисее занавесок. И сердцем слышное приближение волшебного праздника.

Степанова С. - волонтер Фонда
23.01.2017